Роман Козак поставил в Театре Пушкина "Ромео и Джульетту" с молодыми и для молодых

   На премьерах некоторых классических пьес театральный критик чувствует себя медитирующим буддийским монахом. Текст известен наизусть, в голове шевелится память о предыдущих трактовках: двадцать видел сам, о тридцати других читал - весь набор возможных постановочных решений как на ладони. Из-за этого театральные обозреватели регулярно подумывают о самоубийстве: впереди три с лишним часа сценического действия, а ты знаешь не только все предстоящие слова, но и то, как их скажут. Ощущение, не сравнимое ни с чем: кажется, что кусок жизни повторяется снова и снова - до бесконечности... Это присказка, не сказка - рецензия впереди.
   Зрителям нет никакого дела до страданий театральных журналистов: гимназии они закончили, но шекспиров, как правило, не читали. Для них текст свеж, чем закончатся веронские разборки, значительная часть сегодняшнего зала не знает. Но берущегося за "Ромео и Джульетту" серьезного профессионала сценическая история обязывает: зал может и не заметить общих мест, зато театральным людям они бросятся в глаза.
   Роман Козак, выпустивший пьесу Шекспира в Театре Пушкина, преследовал собственные задачи: он поставил ее на своих студентов, девятнадцатилетних ребят из Школы-студии МХАТ. Спектакль стал молодежным: с музыкой Чайковского соседствуют современные мелодии, веронская молодежь ширяет друг друга ножами, Ромео забивает Тибальта большой железной трубой. Ничего нового в такой осовремененности нет. Шекспира уже ставили в современных костюмах (даже в кино - см. фильм с Леонардо Ди Каприо), действие "Ромео и Джульетты" переносили на городское дно (самым ярким примером будет "Вестсайдская история"). Дело в другом: Козак хотел сделать а) молодежный, б) культурный и в) не затертый предыдущими интерпретациями спектакль. И это ему удалось.
   Здесь есть даже то, чего не бывало прежде: папа Капулетти стал комическим персонажем. З.а. России Владимир Николенко играет суматошного, пытающегося казаться значительным, то и дело впадающего в показную ярость человечка - глава рода похож на мелкого служащего, вымещающего на домашних испытанные в офисе унижения. Действие спектакля происходит на каком-то условном юге, герои щеголяют в костюмах с галстуками, майках и бриджах, а таких молодых Ромео и Джульетты на московской сцене не было с досоветских времен. То, как работают Александра Урсуляк (Джульетта) и ставший Ромео Сергей Лазарев, напоминает хорошую учебную работу. Это вносит в постановку совершенно особую (и совсем неплохую) ноту: герои другие, они отличаются от своего окружения. В остальном спектакль добропорядочен, осмыслен... И не в меру длинен - не по хронометражу, а по зрительским ощущениям.
   Крепкую, чуть буквалистскую (спектакль поработан до мелочей и явно перегружен деталями - танцами, сценами молодежных тусовок, драками на кулаках, плащах и ножах) постановку не одухотворяют ни большая идея, ни мощные актерские работы. Роман Козак все сделал очень грамотно - вплоть до откровенной, сыгранной с трогательным юношеским старанием эротической сцены. Но почему режиссеру нужно было ставить именно "Ромео и Джульетту", остается неясным.
   Получилась театральная стори, адаптированный для восприятия молодежной аудиторией рассказ о печальной судьбе двух подростков. Свою репертуарную нишу премьера наверняка найдет. Но для этого режиссеру придется сокращать спектакль: для легкой, не обремененной особой философией молодежной постановки он чересчур громоздок.
Известия, 26 марта 2002 года
Алексей Филиппов